Ярослава делает глубокую затяжку и еще раз пробегается глазами по бумаге в ее руках. Надо же, во всеобщем хаосе и только-только начавших устраиваться институтах власти, они нашли принтер и бумагу, чтобы напечатать это специально для нее. Специально. Потому что строки начинаются с ее полного имени и указания даты рождения. Дата рождения, кстати, указана неверно, но это потому что шпионское прошлое создало на нее такое количество документов, что разобраться в этом хаосе проблематично было даже для волшебников. Или как они там назывались? Теперь это вряд ли было важно. Она откладывает «документ» в сторону и смотрит на мужчину лет тридцати, который стоит во всеоружии и переминается с ноги на ногу, ожидая хоть какого-нибудь ответа.

Интересно, он думает, что она станет сопротивляться? А если станет, то что он сделает?

Демидова знает, что в таких случаях приказано делать. Убивать на месте. Таков был протокол властей до конца света, не было никаких оснований полагать, что теперь стало иначе. Она не хочет умирать. Ей нравится жизнь, хотя порой, после видений, или очередного приступа кажется, что умереть было бы милосерднее. Но это тоже обман разума, чтобы заставить ее себя пожалеть. Этого, конечно же, не будет. Она никогда себя не жалеет. Не чувствует к себе жалости и теперь тоже.

- И сколько времени у меня есть на то, чтобы собраться по мнению членов… - она усмехается, а затем затягивается снова, - Многоуважаемого… - ей приходится заглянуть в бумажку, чтобы припомнить, как теперь называлось это ведомство, - Совета девяти? – не хотели же они отправить ее в сорокаградусный мороз немедленно, не дав собрать никаких вещей? Своеобразный, конечно, способ казни, но Ярослава знала, что новое правительство не отказывало себе в удовольствии устраивать расстрелы в буквальном смысле, не испытывая за это никакого чувства вины. Стало быть, они рассчитывали, что она выживет, или обрекали ее на такую участь, чтобы другим неповадно было? Кривая усмешка возникает на губах женщины. Лист бумаги падает на пол, и она скрещивает изрядно высохшие после болезни «Диким огнем» руки, на груди.

- Вас выведут за северную часть купола завтра, в десять часов утра, через час после тех, кого удалось оповестить вчера днем, - хмуро бормочет себе под нос посыльный. Мысли Ярославы тотчас же направляются совершенно в иную сторону. Теперь ей нужно было обдумать не свою участь, а участь тех, кому повезло быть оповещенными раньше. Боялись отправлять их большими группами? Боялись, что они выживут? Боялись, что собьются в стаи и атакуют город? Вопросов было больше, чем ответов. И пока Ярослава не знала, где их искать.

- Буду готова к девяти, - отвечает она весьма прохладно, а затем берет в руки коробку, которую ей любезно передали. Термокостюм. Очень мило. У нее был свой, но такие вещи лишними не бывают.

Она проводит день в сборах. Тревожный рюкзак был собран еще задолго до наступления апокалипсиса, но теперь пришлось дополнить его солидных размеров сумкой, потому что все теплые вещи и все, что может понадобиться при попытке выжить, на себе не потащишь. Около двенадцати часов ночи заявляется очередной посыльный, но на этот раз уже другой. Тоже с листом бумаги, но без формальных речей. Ярослава узнает его тотчас же, но ничем не дает понять. Закрывает дверь и читает всего несколько слов. «Санаторный. База отдыха. Западный берег». Она узнает почерк. Отчетливо понимает, кого решили прогнать вместе с нею. Весьма ожидаемо, но все равно довольно неприятно.

Никакой паники Ярослава не испытывает. Она не знает, удастся ли им выжить, удастся ли выжить лично ей, но зато знает, что в упомянутом Санаторном есть кое-что для этого. Кое-что, что не успели довезти до города, хотя должны были по приказу Волкова. Этот сукин сын всегда знал, что делал, даже когда казалось, что не знал. И снова не ошибся. Как иронично, что теперь это должно было спасти им жизни, создать им новый дом и организовать быт, которого могло бы вообще не быть.

Спит женщина удивительно спокойно. Такое за последние недели было редко, но сейчас она отлично высыпается, завтракает, одевается в полный термокостюм, даже перчатки. Можно было повременить и начать одеваться ближе к выходу, потому что в городе было откровенно жарко, но не хочется тратить на это время. Перед выходом Ярослава еще раз проверяет вещи, убеждаясь, что все оружие и боеприпасы у нее с собой, набрасывает поверх термокостюма пуховик, крепко шнурует ботинки и вскоре уже стоит у выхода из квартиры. Как раз вовремя, потому что ее любезно предоставленное сопровождение в лице двух вооруженных мужчин не оставляет надежд на то, что удастся сделать вид, что никакие бумажки ей не присылали.

Трястись в электромобиле долго не приходится. Северный выход из купола выглядит, как арена, в том числе по количеству собравшихся поглазеть людей. Надо же, кое-что никогда не меняется, так что подростки снимают ее на смартфоны, как будто это можно было куда-то выложить. Никакого ютуба и тик-тока больше не существовало, так что этими кадрами они могут хвастаться только друг другу. Скучно, наверное. За куполом точно будет веселее.

Кто-то из совета прямо у выхода читает ей «приговор». Ярослава лениво глазеет по сторонам, думая, что может быть, кому-то еще повезло отправиться в холод и смерть вместе с нею, но нет. Сегодня она одна такая. Надо же, какая честь.

- Вам есть, что сказать? – кажется, ее спрашивают об этом не в первый раз, но Демидова переводит глаза на говорящего только после того, как ее трясут за плечо. Что тут сказать? Что они все двинулись и все маги – выродки, из-за которых случился конец света? Бесполезно и бессмысленно. Женщина качает головой. Ей на шею вешают одноразовый амулет и указывают в сторону купола. Ярослава чувствует себя глупо, потому что уверена, что сейчас врежется в него, как получалось уже пару раз прежде, но под шум толпы, она переступает серебристую гладь магической защиты и впрямь оказывается за пределами города. Медлить нет никакого желания, так что она сверяется с компасом, затем с часами, а затем делает несколько шагов вниз по тропе, по которой утром уже прошли ее товарищи по… Сложившейся ситуации. Лишь через несколько метров она отчетливо понимает, что кто-то идет даже не следом, а рядом. Ярослава встает и разворачивается. Форма явственно доносит до ее осознания, что это вовсе не еще один изгнанник.

- Да все-все, можешь возвращаться. Я не собираюсь кидаться на стены купола с воплями «впустите меня обратно», - смерив его взглядом, вполне соответствующим женщине, потерявшей свой дом, хрипло произносит Ярослава, а потом снимает с шеи амулет, - Вот, можешь забрать. Я знаю, что он одноразовый, но чтобы у тебя и твоих хозяев не было никакого сомнения в том, что назад я не вернусь.

Ярослава не знает этого человека, не знает, зачем он с нею идет, но заведомо относится к нему с должным подозрением. Она не доверяет никому в городе, никому из тех, кто там остался и кто ему принадлежал. Она убеждена была, что всех не_магов теперь выгонят из Екатеринбурга, это лишь вопрос времени, а колдуны создадут свою популяцию, которая будет жить вечно. Несправедливо? Жестоко? Обидно? Пожалуй, она могла бы оперировать такими эпитетами, если бы чувствовала нечто подобное. Но женщина не чувствовала вообще ничего. Она теряла родной дом, она теряла место, где ее, наконец, начали отпускать кошмары, место, где все они нашли свой последний приют, и ровным счетом ничего не ощущала, стараясь, разве что, только не смотреть назад. Это было ее спасением от того, чтобы увидеть, во что превратился прежний мир, чем он стал и к чему пришел. Это было ее спасением от того, чтобы напомнить себе, что и она тоже приложила к этому свою руку.

- Я лучше знаю, куда нам, - вздернув подбородок повыше, отвечает Ярослава с налетом высокомерия, но на этот жест уходят все ее моральные и физические силы, потому что она все еще не до конца оправилась от «Дикого пламени», слабость в теле призывала не идти шесть километров, а поскорее прилечь. Но дойти все-таки нужно было. Причем желательно без лишних глаз, потому что меньше всего Демидова хотела, чтобы хранитель, что-то докладывал о ней в город, особенно, что она нашла своих друзей, и все вместе они точно не собираются умирать. И хотя вообще-то женщину удивляла жестокость, с которой город распоряжался их жизнями, не только выгоняя за стену, но и отправляя своих головорезов отвести их подальше, чтобы не могли вернуться, она, конечно же, не собиралась никак это комментировать, или обсуждать. А что здесь обсуждать, собственно? Если незнакомец работал на это их новое ведомство, значит, с совестью у него все было в порядке. Она спала.

Впрочем, следовало бы быть честной хотя бы с самой собой. Где-то на задворках разума рассуждая о несправедливости распоряжения, Ярослава признавала, что причины для него у магов были. Смертные, особенно такие, как она, достаточно долго держали колдунов в угнетении и страхе. Вырвавшись из под гнета, они приняли решение поквитаться. Было ли это непредсказуемо, или несправедливо? Женщина давно научилась избегать настолько оценочных суждений. Отчетливо она знала одно. Окажись она на их месте, поступила бы точно так же, разве что, несколько прямее и очевиднее: просто назначила бы всем расстрел. И уж точно не стала глумиться, отправляя представителя силового ведомства, чтобы убедиться, что выжить ей не удастся.

- Я и сама могу нести свою сумку, - сухо проговаривает она, подняв серо-зеленые глаза на мужчину. Взгляд ее не выражает ничего, оставляя за бортом даже крайнюю степень усталости. Сумку она собирала из понимания, сколько реально сможет унести, а если и переоценила себя, то совсем немного, что для жалких шести километров незначительно.

- И что у нас за место назначения? – она все еще не была уверена, что ее даже просто так отпустят. По-хорошему, где бы он ее ни оставил, это означало смерть, потому что ему неоткуда было знать, что в Санаторном они рассчитывают прожить пусть и не очень счастливую, но долгую жизнь. Тогда, зачем он вообще ведет ее куда-то? Существовало два варианта. Либо они отойдут достаточно далеко перед тем, как он пустит ей пулю в голову, либо в городе и впрямь существовало какое-то утопичное представление о том, что изгои смогут продолжить свою жизнь просто в вечной мерзлоте, где-нибудь в ближайшем из поселений. Санаторный, вне всякого сомнения, был ближайшим. В любом случае, Ярослава могла дойти сама, а это значит…

- Тебе ведь дали распоряжение меня убить? Тогда, давай не будем медлить. Я устала, - спокойно и совершенно ровно проговаривает женщина, снова останавливаясь. Она не боялась смерти. С ее биографией вообще сложновато было, чего-то бояться. А умирать уставшей не хотелось. Можно было бы задать себе вопрос, почему город не расстрелял ее в открытую, ведь вряд ли, кто-то будет против на самом деле, но Демидова устала пытаться понять чужие мотивы. За последние годы они так многое пережили, что смерть виделась каким-то удивительно закономерным и предсказуемым итогом, перед которым она не испытывала ни страха, ни боли, ни желания от него уклониться. Нет, Ярослава вовсе не хотела умирать. Но если так сложились обстоятельства, то она была к этому готова. Всегда. С первого своего дня в Академии внешней разведки.

- У меня в сумке винтовка и два пистолета. Винтовка разнесет голову – не эстетично и придется отмывать форму. Но выбирать, конечно, тебе, - в ее голосе, при желании, можно было бы различить иронию, но лицо женщины остается совершенно бесстрастным. Она не лгала. Все, что она чувствовала – бесконечную и безграничную усталость, за которой не было ровным счетом ничего. И сил для этого фарса не было тоже. Нужно было со всем поскорее покончить. Одной смертью больше, одной меньше. Можно подумать, что в этом мире, кто-то на самом деле все еще считал. Ярослава перестала после отца с матерью и шестерых сослуживцев. А когда пала столица, говорить оказалось вообще не о чем.

- Можешь оставить себе на память, - она почему-то задумчиво улыбается, а затем роняет амулет под ноги незнакомца. Усталые зеленые глаза глядят на него спокойно, безразлично. Она, конечно же, не собиралась закрывать их перед лицом смерти.

Смешок срывается с губ как-то нервно и против воли. Ярослава закрывает глаза и втягивает ледяной воздух через нос, безо всяких приборов ощущая, насколько он не только морозный, но и чистый. Поразительно, ведь все боялись, что после конца света повсюду будет радиация, будет нечем дышать, а вокруг одни мутанты и трупы. Из всех представлений правдивыми оказались только последние, да и то под толщей снега было не видно. Здесь вообще было удивительно красиво. Если бы Нексус не устанавливал запреты на выход из города, она бы непременно ходила сюда гулять. А теперь можно было утешать себя тем, что она будет здесь жить. В тишине, первозданной чистоте природы, вдали от грязи города. Той самой грязи, что переполняла когда-то смертных, но была присуща и колдунам тоже. Ярослава знала. Она пропиталась ею до самого основания своего нутра еще до того, как земля превратилась в ничто. Пожалуй, это то единственное, что их всех объединяло. Пожалуй, это то единственное, за что природа, Бог, или провидение решили уничтожить их целиком, сохранив жизни лишь тем, кто осмелился продолжить вести неравный бой с противником, который побеждал всегда. Просто кого-то раньше, а кого-то позже.

- Решу остаться? – она смотрит на него из под полуприкрытых глаз и улыбается – спокойно, невыразительно, почти безэмоционально. Будто мышцы сами решают сложиться в улыбку, которая сейчас не то, что не к месту, как-то вообще выбивается из общей картины, - Это забавно, не находишь? – со стороны может показаться, что Ярослава говорит сама с собой, но обращается она, конечно, к Ридигеру, - Ты разговариваешь со мной так, будто у меня все еще есть какое-то право принимать решения, - и это впрямь кажется ей смешным.

Смешным, насколько такие простые вещи теперь оказались нереальными; смешным, как долго человечество стремилось уйти от основополагающих принципов права сильного, а все равно свалилось в него же; смешным, что формально их с этим колдуном теперь будет разделять лишь стена, а в действительности у него всегда будет выбор, а у нее – никакого. Можно было бы разозлиться на это, можно было бы не выпускать винтовку из рук и сейчас помериться ловкостью и скоростью, но у Ярославы не было не то, что такого желания – у нее не было никакой нужды. Потому что несмотря на то, что все происходящее должно было выводить ее из себя, оно виделось каким-то закономерным продолжением кризиса, в который они сами же себя и вогнали, когда решили отделить одну часть общества от другой только на основании собственного страха перед более высокой эволюционной ступенью. В некотором смысле, поражение их было закономерным, хотя увидеть итог таким не представлялось возможным ни в самом начале, ни даже еще года два назад. Но они все платили за свой выбор, не так ли? Демидова платила за свой. И это вовсе не вызывало в ней отторжения, страха, или гнева. Только все ту же обволакивающую усталость.

- Да, - отвечает она на вопрос, который вообще не требует ответа и является скорее риторическим восклицанием человека, который пытался убедить ее в том, что убивать никого он не собирается, нет такого намерения, а все его устремления вполне искренние, - В некотором смысле, - она проглатывает свое «благодаря таким, как ты», потому что это не имело ровным счетом никакого значения здесь и сейчас. Нет, здесь и сейчас в ее голове не было никакого другого мага. Только этот, что стоял перед нею, вполне осязаемый, живой и даже, пожалуй, вполне искренне удивленный. И то, что она не шугается его, когда он подходит ближе, чем на пять шагов, говорит о хорошей психотерапии. Так что, может быть, не такая уж она и ненормальная. Просто страдает легкой профессиональной деформацией.

- Ну, ты еще скажи, что те, кто вышел за час до меня, тоже еще живы, - с нескрываемым сарказмом произносит женщина, с трудом сдерживаясь от того, чтобы закатить глаза. Да не верила она ни в какие добрые намерения магов! И в то, что этот взялся провожать ее просто так, потому что ему захотелось поиграть в благородного рыцаря, или потому что кто-то в городе думал, что она и впрямь может попытаться вернуться. Как? А главное – куда? Екатеринбург больше не был Екатеринбургом, а Нексус не стал ей домом. Найдет ли она новый среди заснеженной пустыни и холода? Ярослава старалась об этом не думать, равно как и вообще не задавать себе этот вопрос. В таких размышлениях она слишком скоро могла дойти до тоски и грусти, а это вовсе не то, что нужно женщине, которая должна была либо умереть прямо сейчас, либо выжить в постоянной мерзлоте.

Она стоит на месте еще какое-то время, ожидая, что хранитель все-таки достанет пушку и сделает то, о чем она говорила, но выходит, что они просто глупо пялятся друг на друга минут пять, после чего Ярослава разворачивается и идет в нужном направлении, вновь сверившись с компасом. Будет стрелять в спину? Ладно, только пусть не промахнется и в голову, потому что долго умирать на снегу, заливая тут все своей алой кровью, было напрочь лишено какой-либо эстетики, а в довесок еще и очень неприятно. Но он не стреляет, что через несколько сотен метров, преодоленных с некоторым трудом, Ярослава комментирует весьма веским, - Ну и зря.

Их учили не оставлять врагов в тылу. Их учили вообще не оставлять врагов, не давать им второго шанса и не доверять. Ярослава уверена, что военное ведомство магов обучено совершенно тому же. И несмотря на поведение мужчины, она убеждена, что он здесь вовсе не для того, чтобы проводить ее… Куда угодно.

- Так себе у тебя работа, стоит признать. Вы там себе фермы организовали, чего не пошел работать… - она не договаривает, останавливаясь от внезапно подкатившего головокружения и тошноты. Симптомы эти стали почти привычными. На подходе было видение, а это плохо. Очень-очень плохо. Во-первых, потому что Ярослава не собиралась демонстрировать свою слабость магу. Во-вторых, потому что после видения она чувствовала себя еще слабее нынешнего. А в-третьих, потому что никто вообще не должен был знать о том, что с нею происходит. И именно так. «С нею происходит». Потому что в отличие от многих одаренных, она свои новые таланты никаким таким даром не считала, презирала, как данность и неизменно чувствовала, как, что-то в ее голове шевелится всякий раз, когда подкатывает очередной приход.

- Странное ощущение, да? – женщина облокачивается ладонью о ствол дерева. Зачем она спрашивает об этом мага? Вряд ли он чувствовал то же самое, что и она теперь. Вряд ли перед его глазами мелькали чудовищные картинки с гигантскими уродливыми существами, перекусывающими глотки одним рывком, - Шел бы ты лучше домой, - и никому ничего не рассказывал. Не хватало еще кому-нибудь догадаться, что отправили за пределы купола вовсе не простую смертную.

Он был прав. Она ждала вполне определенного ответа. Она желала знать, что не ошиблась в своих представлениях, потому что это сделало бы всю ситуацию и всю вереницу размышлений чрезвычайно простой. Есть маги, а есть люди. Они враги по определению и по своей сути. Люди притесняли магов, опасаясь за свой вид и за его будущее, но жертвы вырвались из под долгого гнета и стали палачами. Такая логика была понятна Ярославе. Такая логика была ей близка. Она не нуждалась в дополнительных пояснениях, а самое главное – вопросах. К самой себе, к тому, что произошло и к причинам произошедшего. Кто-нибудь из тех, кому в голову пришло однажды начать притеснять тех, кто был сильнее их по праву своего происхождения, когда-нибудь вообще думал, что это приведет к подобному? Этот вопрос Ярослава тоже старалась держать при себе. Она не принимала таких решений. Она бы и не могла их никогда принять, потому что сама идея уничтожения и притеснения кого-либо на основании их отличий казалась ей отвратительной и мерзкой.

И все же, она долгое время была частью системы, которая угнетала четверть населения мира из своего страха. Да, работала на совершенно иные задачи, но ведь, в конечном счете, ничего не предприняла, чтобы это остановить. Даже не подумала. А после своего опыта в США вообще утвердилась в идее о том, что колдунов нужно держать под замком, как чудовищное оружие массового поражения, калечащее не физические тела, но жизни, судьбы и нутро.

Так что, да. Ярослава ждала вполне прямого и очевидного ответа, который расставил бы фигуры по полю именно так, как им следовало стоять. Без оглядки на все условности и принятые решения. Без оглядки на человеческие отношения, качества и все эти снисходительные жесты, в которых женщина видела куда больше насмешку, нежели проявление доброй воли. Они были врагами. Врагов было принято убивать. Расстреливать ли у стенки в городе, или стрелять им в затылок посреди снежной пустыни – не столь важно. Это было просто. Проще, чем то, что происходило здесь теперь. Но не обсуждать же ей это с магом всерьез?

- Да, важно. А тебе нет? – конечно, нет, да и почему ему вообще это должно было быть важно? Среди отправленных людей вряд ли были его знакомые, не говоря уже о близких людях. Заботиться же обо всех, кто остался в живых просто потому что им повезло, было бы слегка странно и Ярославе, в таком случае, самой следовало бы поинтересоваться у своего нового знакомого, в порядке ли он. Она вот совершенно определенно была не в порядке. И это тоже было из-за их магических штучек. Все знали, что «Дикий огонь» имел магическое происхождение. Демидовой казалось, что лучше бы он убил ее, чем оставил с тем, с чем оставил. Примириться с этими приступами было невозможно, но еще сложнее было принять, что они не только стали ее частью, но и на самом деле, действительно и даже очень по-настоящему предсказывали будущее. Конкретно в данный момент – очень хреновое будущее.

Ярослава думает о том, как бы ей так намекнуть хранителю, что они тут оказались в обстоятельствах непреодолимой силы, которые по-русски назывались жопой, так, чтобы он не догадался, что она это предвидела, но вместе с тем внял ее предупреждению. Не то, чтобы ей было очень жаль, если его сожрет гигантская черная тварь неизвестного происхождения, но сказать, что Демидова этого желала, тоже было нельзя. Потому что конкретно этот маг ей ничего не сделал, ничем перед ней не провинился и не заслуживал смерти. Перенос своей ненависти к конкретному представителю вида на весь этот вид был логической ошибкой. Они столько раз разбирали это на сеансах психотерапии, что теперь это утверждение Ярослава могла бы продублировать даже во сне. Так что, нет, Ридигера она не ненавидела, не желала увидеть его голову откушенной и вообще была бы благодарна, если бы он внял ее предложению пойти домой. Нести ответственность только за саму себя ей было и привычнее, и сподручнее.

Нет никакого смысла обмениваться планом действий, потому что по ощущениям Ярославы у них было минуты три-четыре, не больше. Она сжимает пальцами виски, делая тяжелые, глубокие, но прерывистые вдохи, зная, что адаптация реальности к видению не закончится до тех самых пор, пока случившееся в видении не произойдет в реальности. Она уже раз пять наблюдала в своих приходах чудовищ и смогла установить некоторую закономерность. Почему именно так? Это, очевидно, надо было спрашивать у магов. Их же дурацкая чума сделала из нее Вангу. Между прочим, почти буквально – она теперь тоже на время становилась чокнутой психопаткой, вещающей всякую невменяемую ерунду.

Женщина склоняется над сумкой и извлекает винтовку несколькими выверенными движениями. Пистолет тут не поможет, а зарядить винтовку она вполне может вслепую, на ощупь, что и делает теперь, впрочем, пару раз, чуть не уронив патрон слегка подрагивающими руками, - Ой, ну что ты? Что может пойти не так? – с ее мрачным выражением лица этот сарказм кажется особенно выразительным. Вообще-то, общаться с кем бы то ни было, пока тебя кроет смесью ощущения дежавю с просмотром дерганного мультфильма с чересчур яркими картинками, это вообще за гранью нормального восприятия реальности, да еще и очень раздражает. Но сесть в снег, зажать голову руками и ждать, пока все пройдет, Ярослава не могла тоже. Так что, она делает то, что говорит хранитель. Встает спиной к его спине и как раз в это самое мгновение изображение в ее голове почти сходится с изображением, которое она наблюдает в реальности. Время словно замедляет свой ход, женщина видит все точно в замедленной съемке. Она коротко подмечает примерные расстояния, отчетливо понимая, откуда будет атака.

- Вправо! – командует она за десять секунд до того, как в этих вечных сумерках появляется гигантская фигура чернее самой ночи. Хотел ли Ридигер сделать пару шагов вправо, или нет, Ярославе плевать, потому что она толкает мужчину и прыгает следом. Упасть в сугроб – неприятно, зато не смертельно. А вот на месте, где они были еще пять секунд назад, уже бессмысленно щелкает зубами гигантская тварь и слюна ее капает на снег, точно растворяя его. Демидова перекатывается, оказываясь на спине, почти вслепую производит первый достаточно уверенный выстрел, а затем довольно резво поднимается на ноги, стреляя еще дважды. Кровь твари льется на белоснежную гладь снега, но это ровным счетом ничего не меняет, потому что чудовище совершенно точно не собирается сбегать, что по слухам, бывало очень часто. Напротив, оно стремительно разворачивается. Как-то не к месту вспоминается рекомендация стрелять в глаза. Потому что меньше всего на свете Ярослава хотела бы вообще когда-нибудь эти глаза увидеть.

Когда, что-то не умирает, хотя в него всадили несколько патронов из винтовки – это плохой знак. В нормальном человеческом мире Ярослава такого, к счастью, не встречала, потому что в этом плане даже маги были, как простые смертные. После выстрела из винтовки выжить можно только если в тебя не попали. А тут вот совсем другое дело. Но, как известно, если кто-то не умер после первого выстрела, умрет после второго. Или третьего. Или когда патроны закончатся. Сознание женщины не признает вероятности того, что тварь может убить ее. Убить их обоих. Убить даже одного из них. Потому что это всего лишь дикое животное, а в борьбе с силой всегда побеждал разум и последовательность действий. Они с хранителем очень последовательны, продуманны и логичны. В иных обстоятельствах их можно было бы назвать отличной командой, но командой они не были, даже несмотря на то, что нападение неизвестной науке твари, конечно же, очень мотивировало на то, чтобы сплотиться.

Ярослава стремительна, собрана и действует ровно так, как обучена. А обучена она очень простому: когда вопрос стоит между жизнью и смертью, не существует никаких правил. В том, что сейчас вопрос стоял именно между жизнью и смертью, она нисколько не сомневается, а потому не стремится испытывать судьбу и прикладывает все возможности для того, чтобы покончить с мерзкой тварью. Да, конечно, всего пять минут назад она рассуждала о том, что мужчина застрелит ее, как только они отойдут подальше, но теперь, когда настало время побороться за свою жизнь, она намеревалась это сделать. Ну, знаете, представлять себе пафосный расстрел от идеологического врага – это одно, а умереть из-за того, что чудовище откусило тебе голову – совсем другое. О таком не рассказывают с гордостью и восхищением дети. Даже больше того. О таком обычно потом сочиняют мемасики.

Женщина заворожено наблюдает за тем, как хранитель применяет свою силу, давая себе короткую передышку ровно для того, чтобы перезарядить оружие. Снова палить она не торопится, потому что это, очевидно, не особенно помогает. Раны ранами, а конвульсивного дергания конечностями и незнакомого существа Ярослава не наблюдает, равно как и стремления убраться отсюда поскорее. Это плохо. Потому что ей итак не то, чтобы очень легко дается это противодействие. После видений всегда подходит чудовищная слабость и прочие малоприятные реакции, а тварь все еще не мертва. Благо, что винтовка перезаряжена, а Ярославе не остается ровным счетом ничего, кроме того, чтобы поверить мужчине на слово. Если его действия и впрямь задержат чудовище, то это им точно сейчас не повредит. Хорошо бы, чтобы на час-другой, она бы как раз успела отдохнуть, но желания редко совпадают с возможностями.

Она четко слышит крик хранителя и поступает ровно так же, как поступил бы профессионал: доверяет ему. Если целью его была ее смерть, то это было глупое решение, потому что «сожрана чудовищем» вообще можно было бы списать на допустимые потери, но сейчас, выбирая между двумя сомнительными союзниками, женщина все-таки предпочла мага неизвестной твари, пришедшей из тьмы и холода. В некотором смысле, это было даже показательно, но обсуждать предпочтения сейчас тоже было не к месту. Сейчас вообще не к месту было, что-то обсуждать. Так что, сменив место дислокации и застав чудовище в прыжке, женщина снова палит в него, стремясь по совету попасть в пасть и глаза, хотя меньше всего Ярослава хотела бы видеть и то и другое. Выглядело это и впрямь очень мерзко. И отлетающие куски плоти, и синяя кровь, расплесканная по сторонам, по белоснежному снегу, но что хуже – по ее термокостюму.

К счастью, все заканчивается так же стремительно, как и началось. Наконец-то чудовище заваливается на бок, дергает в последнем порыве конечностями, а затем затихает. Ярослава тяжело дышит, упираясь прикладом винтовки в землю, устало смотрит на изуродованное тело незнакомого существа, после чего протягивает руку хранителю, коротко кивая, - Очень приятно. Ярослава Демидова, - он почти наверняка знает ее имя, но это ведь ответная вежливость, а вовсе не объективная необходимость. В конце концов, вряд ли они увидятся когда-нибудь еще. Отчего бы и не обозначить их краткое знакомство?

За тем, как Ридигер режет глотку чудовищу, женщина наблюдает совершенно бесстрастно. На ее лице не отображается ни страха, ни брезгливости. Пожалуй, реакция могла бы быть несколько иной, если бы она не видела этих существ раньше в своих видениях, но она видела и морально была готова к тому, что рано или поздно, но все-таки встретит их в реальности. Не то, чтобы она думала, что произойдет это так скоро, как случилось, но все-таки это был ценный опыт. Кто предупрежден – тот вооружен, а вооруженной она предпочитала быть вообще всегда. Без исключений. Но сейчас, ни секунды не задумываясь, она спокойно преодолевает расстояние до своей сумки, после чего аккуратно разряжает винтовку и кладет ее внутрь. Никакие видения больше не говорили о возможном нападении, а обострять ситуацию наличием оружия у себя в руках Ярослава никак не собиралась. Да и для чего? Она, как уже было сказано, не желала Ридигеру никакого зла. В противном случае, у нее был бы шанс от него избавиться еще пока они сражались с тварью.

- Нет, - ровно отвечает она мужчине, - Мне нечего рассказывать, - она пожимает плечами. Рассказывать о том, что предвидит будущее и получает какую-то информацию буквально из воздуха, не было никакой нужды и никакого реального устремления. Это могло быть опасным. И для нее, и для других изгоев, и для перспективы вернуться в город и до конца жизни служить деспотическому новому режиму, от которого за версту несло перспективой превратить город в ад для тех, кто смог выжить. Так что, нет, ничего такого Ярослава делать не собиралась, - Я – офицер ФСБ. Ты же не ожидал, что я завизжу и с воплями брошусь спасаться в лесу, или где тут еще можно спастись? – что бы он там ни ожидал, ничего такого она делать не собиралась. Опасность требовала встретить ее лицом к лицу, что они и сделали. К слову, весьма успешно.

- И много здесь таких? – не то, чтобы это обязательно должно было быть известно Ридигеру, но он-то уж точно встречался с подобными сюрпризами не впервые, раз говорил о них так уверенно. Ярослава хотела знать, что ему известно. Ради повышения собственных шансов выжить, - Но вообще, о таком лучше предупреждать заранее, - добавляет она тихо, берет снег и начинает очищать свой термокостюм от синей липкой крови. Ей-то новый уже не выдадут совершенно точно.

- Что они такое? Вам удалось, что-нибудь выяснить? До недавних пор ничего подобного тут не водилось, - в довершении Ярослава умывается снегом, после чего дожидается Ридигера, готовая продолжить их путь. И чем скорее, тем лучше.